Смоленский художник Алексей Довгань
Алексей Довгань - ювелир и по образованию, и по призванию, ювелир в том значении этого слова, которое сразу же вызывает в памяти эпоху барокко или модерна, когда мастер создавал не дизайн предмета, а сам предмет, когда художественный вкус был неразрывно связан с тонкостью и чистотой ручного труда. Именно поэтому изделия Довганя единственно верный ключ к пониманию всех секретов его творчества. Художник не придерживается в своих ювелирных произведениях какого-либо привычного пластического языка или характерных орнаментальных мотивов, нет у него и излюбленных форм или образов. Каждый раз под руками Алексея возникает неожиданные соотношения объема и плоскости, острого графического движения и цветовых аккордов. Единственное что объединяет все это разнообразие – стремление художника найти баланс между противоположностями – пустотой и заполненностью, пространством в парящей в нем формой, движением и статикой, блеском и глубиной. Крайне редко Довгань использует в украшениях легко узнаваемые изображения животных, птиц, растений. Художнику от природы дан удивительный талант стилизации формы, подобный тому, каким обладали наши далекие предки. Умение увидеть в окружающем мире только то, что действительно важно, было в избытке присуще мастерам древности. Утраченное в ренессансной гонке «подражания природе», это искусство конструктивного восприятия формы стало идеалом эпохи модерна, возведшего на пьедестал африканских примитивов, «укиё-э» японцев, и мощную энергию доколумбовой Америки. Пластические и декоративные поиски Алексея Довганя легко можно связать с этими традициями, тем более что то в браслете, то в броши, то в медальонах возникают острые, иногда гротескные силуэты людей, химер, драконов из Китая, Бенина или Мезоамерики. Но сходство обманчиво, поскольку в ассоциативный ряд вмешивается не только резкость и четкость хайтека, но ритм – странный, «космический» ритм. Достаточно сравнить некоторые серьги работы А. Довганя с их прототипами 400-летней давности. В большинстве же работ мастера вообще не стоит искать какие-либо прямые связи, настолько необычны и в тоже время гармоничны силуэты, так динамична игра форм, с разрывами, неровностями и сочетанием разных фактур. И глядя на произведения Довганя невольно хочется вспомнить, что первоначальный древний смысл ювелирных украшений вовсе не «украшательство» и даже не демонстрация социального статуса, а мистическая связь между миром людей и духов. Почти во всех изделиях художника присутствует притягательный оттенок тайны, отголосок того изначального смысла, который вкладывался в овалы браслетов и колец, летящие формы брошей и фибул, зооморфные силуэты подвесок. Столь же неоднозначны и цветовые решения во всех композициях художника, хотя его любовь к серебру очевидна. Художник виртуозно сочетает матовые, блестящие и черненые поверхности металла, изредка вкрапляя в них яркие огоньки камней, воспринимаемых внутри пластической игры металла как живые пульсирующие сгустки.
Ювелирные изделия Довганя имперсональны, то есть, самодостаточны, как произведения декоративного искусства. В большинстве случаев их форма и цветность не соотносится с каким либо стилем одежды, фасоном или фактурной ткани. Связь с человеком прячется глубже, чем банальное «идет – не идет». Похоже, что создавая то или иное украшение художник ориентируется на некие интуитивные потоки, а возможно на то ощущение ритма, эмоциональной вибрации, которое исходит от человека. Если это так, то диалог форм, линий, фигур в работах Довганя несет не только информацию о самом мастере, но и о тех кто рядом.
Диапазон Довганя – ювелира очень широк и то и дело творческая энергия мастера выплескивается в сопредельные области. Так на свет появилось одно из самых интересных произведений Довганя – приз кинофестиваля «Золотой Феникс» нечто среднее между скульптурой и ювелирным изделием. В этой композиции художник вновь нашел совершенно оригинальное решение: фигурка взлетающей птицы возникает из хитросплетения золотых и серебряных нитей – летит, словно из затвердевших потоков воздуха сформировалась сама сущность полета. Как и в ювелирных изделиях, художник виртуозно использует формообразующую силу света, который то уплотняет фигуру птицы, то дематериализует ее. Переход матовых поверхностей в блестящие, фактурно выполненные золотистые крылья в почти исчезающий серебристый контур, сияющей фигуры в плотные тени основания создают необыкновенно привлекательный и как всегда у Довганя чуть мистический образ птицы, вечно возрождающейся из пламени. И хотя в основе названия приза использовано слово Феникс, что должно было связать приз с местом проведения фестиваля – Смоленском, на гербе которого по некоторым версиям изображена легендарная птица. Работа Довганя вышла за рамки прямых аналогий и ассоциаций.
Было бы удивительно, если бы весь творческий потенциал художника реализовывался только в одном жанре или виде искусства. И действительно дарование Алексея Довганя невозможно вместить в хоть и широкую, но очень специфическую сферу декоративного искусства. Традиционно графикой занимаются все художники – будь то натурные штудии, фантазийные наброски или самостоятельные произведения, в которых главным становится язык линии и белой бумаги. В творчестве Алексея можно найти все графические жанры и в каждом из них индивидуальность мастера выявляется ярко и неожиданно, но, пожалуй, самой интересной можно считать работу Довганя в технике пастели и контурного рисунка.
Более близкая по своей специфике к живописи пастель позволяет художнику погрузиться в атмосферу поэтической грусти, неясной мечты. В пейзажных композициях «Лето», «Вечер в Смоленске», «Сухие ветви», глаз художника выхватывает из окружающего фрагменты: стену дома, неровные створы, плетение сухих ветвей, лестницу, тонкие прутья забора. Все на чем фиксирует внимание, мастер подчеркнуто линейно, все остальное растворяется в спокойной и элегантной цветовой гамме. Этих композиций Довганя, как и в ювелирных изделиях все время присутствует второй смысл, ускользающий от зрителя. Сон, мечта, фантазия? Художник не дает опереться на твердую почву «узнавания», погружая зрителя в мир ассоциаций, догадок и прочувствований. Когда же Довгань обращается к настоящей графике с ее доминантой линии и плоскости его композиции превращаются едва ли не в ребусы и шарады. Весь свой темперамент художник выплескивает с какой-то шаманской энергией на бумагу. Метаморфозы «Флоры», «Прогулки» - стихия частой линии, которая живет сама по себе. У Довганя, безусловно, как у музыканта развитое ощущение ритма и композиции. В этом его графические листы сродни его же изделиям из металла. В определенном смысле некоторые произведения своеобразный «театр ювелирных украшений», например, «Прогулка». Ее сюжет словно заимствован у знаменитых рисовальщиков эпохи модерна, но не торопитесь искать литературную основу. Обнаженные женские тела на фоне стены из камня – это сцена, на которой играют свои загадочные роли браслеты, кольца, ожерелья и еще какие-то формы, рисунки, татуировки… Иногда художник дает подсказки. Так лист под названием «Скучающий Соломон», несомненно, связан с некоторыми мотивами его изделий. Угловатый, резкий силуэт танцующей женщины уже появлялся в его творчестве, но здесь он приобретает не этническую, а гротескную подоснову, Соломон-то скучает. Ироничность некоторых композиций Довганя читается иногда не сразу, как в листах «Краб» и «Креветка». Сначала глаз ловит очень красивую декоративную поверхность, потом начинает разгадывать и когда, наконец, происходит «узнавание» зритель улыбается, понимая и принимая правила игры. Неслучайно одна из самых забавных композиций Довганя носит название «Игра в солдатики». В этих вроде бы стилизованных под детскую картинку рисунках присутствует та же характерная для Довганя барочная усложненность формы, которая при внимательном рассматривании распадается на множество мелких, но знаковых элементов. Сквозь подчеркнутую «детскость» картинки-раскраски вдруг выступает взрослый, (чего стоят копыта лошадей!), насмешливый двусмысленный мир.
Сложные графические композиции Алексея Довганя исподволь готовят зрителя к столь же неожиданным решениям в живописи. Однако там где главным выразительным средством является цвет, художник демонстрирует полную приверженность традициям импрессионистической и фовисткой живописи. Наиболее полно это раскрывается в таких пейзажах как «Тропинка», «Рассвет на озере Теплом», «Пнево». Широкая, даже размашистая живопись, насыщенный цвет, стремление к передаче световых эффектов делают эти полотна очень привлекательными и эмоционально узнаваемыми. И не сразу замечаешь, что в большинстве пейзажных работ Довганя присутствует совершенно не импрессионическая конструкция. Даже в самых свободных этюдах художник, как правило, замыкает композицию, определяет ее геометрический центр, фиксирует точку схода, хотя его явно не интересует перспектива как таковая. Также уверенно и жестко даже в самых свободных, почти абстрактных этюдах выстраивается световое и цветовое решение полотна. Особенно ярко эти черты живописной манеры художника читаются в серии пейзажей немецких городов, написанных Довганем во время поездок в Германию 2009-2011 гг. Возможно этому способствовала сама архитектура «фахверка» с черными четкими линиями на белом фоне. Даже когда в поле зрения художника не оказывалось этих опорных зрительных элементов, их заменяли стволы деревьев, геометрия проемов и крыш, позволяющая замкнуть четкую конструкцию пейзажа («Оберкихен», «Хоэнлимбург» и др.). Немецкие этюды написаны пастозно. Так что шероховатая неровная поверхность полотна буквально вибрирует при изменении световых потоков, а цвет вспыхивает яркими звонкими аккордами.
Однако в живописи Довганя не следует искать простых ответов. Почти всегда в полотнах художника присутствует элемент недоговоренности, неясности и даже четкие композиционные решения не могут скрыть этого. Автору словно не хватает времени и пространства, чтобы открыть какой-то секрет. Он экспериментирует: рядом с тяготеющими к абстракции пейзажами, то появляется «салонная», корзина с цветами («Белый букет»), то милая и очень красивая по цвету картина-натюрморт «Хороший повод». Но, пожалуй, самым неожиданным для зрителей стало появление серии «Черно-белые сны».
Рано или поздно каждый мыслящий человек начинает чувствовать острую необходимость понять, узнать, как-то по-особенному ощутить свою связь с той единственной силой, что привела его в этот мир – со своей семьей, своим родом. Как бы банально это не звучало, но вопрос: «Кто я? Откуда я? Куда я иду?» краеугольный вопрос, ответ на который человек ищет всю жизнь. И вот тогда в сны приходят образы со старых фотографий, смутные видения и лица…
«Черно-белые сны» - серия из четырех работ, композиция которых построена на использовании семейных фотографий прошлого века. В сущности такие фотографии хранятся едва ли не в каждой семье, именно поэтому они так знакомы: молодые супруги с ребенком, внимательно вглядывающееся в объектив профессионального фотографа («Дедушки, бабушки, мамы»), смеющийся мужчина и женщина средних лет, застигнутые любительской камерой («Мама и папа») и маленький мальчик чистенький и нарядный с удивлением взирающий туда, откуда «птичка вылетит» («Я»). Художник вовсе не воспроизводит на холсте увеличенные фотографии. Он ставит задачу сложнее – передать состояние видения, воспоминания или сна. Поэтому так странен свет, поэтому так много зыбких намеков в цвете и «неправильностей в композиции». Все это исчезает в портрете, а точнее в автопортрете мальчика. Только в этой работе реальность становится динамичной, цвет живым, а эмоции очевидной. Серия «Черно-белые сны», пожалуй, первая серьезная попытка художника обратиться к сюжетной «тематической» картине, а, следовательно, можно ждать новых и нестандартных решений, так характерных для творчества Алексея Довганя.
Вострикова Наталья Константиновна,
заместитель директора ОГБУК «Смоленский государственный музей-заповедник» по науке